Александр Коваленко
Студия 554
Мыслеформы
Два голоса в пустоте. Не мужских, не женских, не громких, не тихих. Они беседуют:
…………………………………………………………………………………………………
Комната небольшая не глубокая, простая. Кровать, шкаф, вешалка, столик у окна, небольшое кресло, часы в углу. На вешалке висит пальто, на кресле лежит поношенный пиджак. По столу в беспорядке разбросаны бумаги. Молодой человек, по имени Пирам Михайлович, лежит в одежде на кровати и смотрит в потолок.
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА (входит с подносом) Пирам Михайлович, вы кофе будете пить?
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Ну я же просил вас, Авдотья Яковлевна не врываться ко мне так внезапно! А что если бы я в этот момент был бы голый? Или того хуже, задумался бы о судьбах Вселенной, а вы бы меня отвлекли? Вы бы в один момент осиротили бы вселенную!
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: Да будет вам, Пирам Михайлович, о судьбах Вселенной думать. Вы бы кофейку горячего тяпнули, да и шли бы себе спокойно на службу.
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Спасибо вам, конечно, за кофе, но все-таки я прошу Вас, Авдотья Яковлевна, не врываться ко мне так внезапно. Я же всего лишь ваш сосед по квартире, тем более, что вы женщина интересная во всех отношениях и я не могу допустить, чтобы Ибрагим Измайлович подумал о Вас что-нибудь гадкое. А ведь у него, уверяю Вас, одни гадости на уме.
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: Вас правда беспокоит, что он может подумать обо мне что-нибудь гадкое?
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Правда.
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: Вы - прэлэсть! (уходит, оставив поднос с чашкой кофе. Пирам Михайлович встает, подходит к столу, берет лист бумаги, долго и сосредоточенно его разглядывает потом переворачивает его вверх ногами)
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ (читает): “Чудотворец был высокого роста”... Бред какой-то! (сминает лист и выбрасывает его в урну. В дверь стучат.) Войдите! (Входит Ибрагим Измайлович.)
ИБРАГИМ ИЗМАЙЛОВИЧ: Доброе утро, милейший Пирам Михайлович, не найдется ли у вас таблетки пирамидону, или рубля до получки? А то я знаете ли того... ну это... поиздержался слегка.
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Извиняюсь, не при деньгах. И пирамидону у меня тоже нет.
ИБРАГИМ ИЗМАЙЛОВИЧ (хватая чашку): О, кофе! Вот что избавит меня от страданий! (делает большой глоток)
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Я, конечно, прошу простить меня, но это был мой кофе.
ИБРАГИМ ИЗМАЙЛОВИЧ (продолжая жадно пить) Я же и не спорю... Просто один небольшой глоточек живительной влаги... в борьбе с обезвоживанием организма... Вы, можно сказать, от верной смерти меня спасли. (ставит пустую чашку на стол) Это вам зачтется на том свете, вот помяните мое слово...
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Убирайтесь вон!
ИБРАГИМ ИЗМАЙЛОВИЧ: А вот ругаться совсем не обязательно. Вы же доброе дело сделали, человека от смерти спасли... Кстати, а не найдется ли у вас чего-нибудь закусить?
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Вон, я сказал!
ИБРАГИМ ИЗМАЙЛОВИЧ: Тоже мне, цаца какая! Кофий евоный выпили! Ну и пойду себе, солнцем палимый... (Ехидно подмигивает) А что, Авдотья-то, по прежнему старая дева, или не дева уже, а?
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ (истерично) Убирайтесь!
ИБРАГИМ ИЗМАЙЛОВИЧ: Иду, иду. И незачем так шуметь. (уходит)
(Пирам Михайлович внезапно успокаивается , подходит к шкафу и достает из его недр глобус.)
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ (глядя на глобус, философски) Бедный мир. Я знал его когда-то...
(входит Авдотья Яковлевна)
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: Пирам Михайлович, вы же на службу опоздаете!
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Ах, Авдотья Яковлевна! При чем здесь служба? Вот посмотрите на этот шарик. Он никуда не спешит и поэтому никуда не опаздывает. Он просто плывет по времени куда-то и, наверно сам не знает куда... (ставит глобус на шкаф)
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: Ему можно, он круглый, а вы человек, и вы можете опоздать.
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Опоздать куда?
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: Как куда? На работу.
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: На какую работу, Авдотья Яковлевна? Меня вчера уволили и поэтому я могу теперь во всем уподобиться этому миру - плыть по времени сам не зная куда.
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: Ну это не беда. Найдете себе новую работу.
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Нет. Не найду.
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: Почему?
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Потому, что я даже не собираюсь ее искать.
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: Ну и как же вы собираетесь дальше жить?
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Очень просто. Я дальше жить не собираюсь. Мне надоел этот скверный фильм и я решил уйти из этого кинотеатра в другой, где показывают что-нибудь более интересное.
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: Пирам Михайлович, вам плохо?
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Кому плохо? Мне плохо? Да. Мне плохо. Мне обещали хороший уход и нежную сиделку в этой палате для душевнобольных и где все это? Где та главная роль в этом фильме, которая была обещана мне по контракту? Вместо этого меня просто надули как мыльный пузырь. Я ощущаю пустоту внутри и упругое время снаружи. Вы когда-нибудь слышали о поверхностном натяжении времени?
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: (неуверенно) Это что-то физическое...
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Нет. Это нечто метафизическое. Поверхностное натяжение жидкости делает возможным существование мыльных пузырей, а поверхностное натяжение времени делает возможным существование таких как я. Я - это твердое время. Вы думаете эти часы отсчитывают время? Нет. Дудки. Они измеряют пространство своего циферблата и более ничего. Время это материя в момент своего существования. Вот скажите чем вы измеряете время?
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: Часами...
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: А что меньше часов?
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: Минуты...
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: А что меньше минут?
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: Секунды...
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: А что меньше секунд?
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: Не знаю. Кванты, наверно, какие-нибудь.
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: А что еще меньше? Что самое маленькое? Молчите? То-то же. Самая малая единица времени - это Хрона. Я так ее назвал. Это точка, в которой время становится твердым и вот из этого твердого времени и состоит вся материя. А теперь скажите мне почему лопаются мыльные пузыри?
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: Ну, ветер подул, или там еще что-то...
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Ничего подобного! Сколько бы не дул ветер пузырь не лопнет, пока сам вдруг не поймет, что он пузырь и тогда он ощущает пустоту внутри. Он понимает, что он болтается в воздухе бесцельно, он лишь удовлетворяет чье-то чувство эстетической целесообразности и сам по себе ничего не представляет. Он просто мысль о пузыре. И тогда он лопается. Я понял, что я шар и мне больше нечего делать здесь. Я свою миссию закончил.
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: А как же я, а как же Ибрагим Исмаилович? Он, конечно, хронический алкоголик, но ведь мы так хорошо жили вместе. Редко бывают такие коммунальные квартиры, где бы жильцы так хорошо ладили друг с другом.
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Ибрагиму Исмаиловичу хорошо. Он - чудотворец. Ему достаточно лишь подумать о водке, как она тут же материализуется... Но я не могу оставаться здесь более. Я не хочу больше быть шаром. Я уже утратил все человеческие желания и время мое натянулось до предела. Я ухожу.
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА (закрывая собой дверь): Не пущу!
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: А кто вам сказал, что мне нужна дверь?
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА (бросаясь к окну): Не позволю!
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Разве я что-то сказал про окно?
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: Вы сошли с ума! (кричит) Ибрагим Исмаилович, Пирам Михайлович сошел с ума! Он собирается застрелиться!
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Да у меня и пистолета-то нет...
АВДОТЬЯ ЯКОВЛЕВНА: (кричит) Ибрагим Исмаилович! Скорее сюда! Он же убьет себя! (выбегает из комнаты)
ПИРАМ МИХАЙЛОВИЧ: Глупые люди! Я же сказал ухожу, а не умираю. Наверно они так и не поймут, что в этой комнате есть еще один, ЗАПАСНОЙ выход. (Открывает дверь шкафа и исчезает в нем. Дверь шкафа сама по себе тихонько закрывается.)
………………………………………………………………………
Два голоса в пустоте. Не мужских, не женских, не громких, не тихих. Они беседуют:
- Ну и что тебе дала эта твоя новая игра? Дверь на следующий уровень ты так и не нашел, лишь меня измучил до полусмерти.
- Ты сам решил, что ты будешь соседом-алкоголиком, я тут не причем. По-видимому этот образ более всего соответствовал твоей ленивой натуре.
- А ты вообще был женщиной. Ты лучше скажи мне, где мы проморгали? Ведь должна же где-то была бродить мыслеформа, которая указывала на дверь.
- Я не знаю. Я создавал ее, но мыслеформы такого уровня имеют способность само рассыпаться, проходя через искомую дверь и открывая ее для нас. Возможно она рассыпалась до встречи с нами. Более того, я даже не могу сказать, кто был этой мыслеформой, потому, что создавая проводника я не мог контролировать его внешность. Я и тебя-то с трудом опознал в игре, хотя прожил с тобой бок о бок довольно долго. Но нам проще, потому что подобия притягиваются. А вот кто был нашим проводником, которого мы не заметили?... Не знаю.
- Послушай! Я знаю! Этот хмырь в нашей квартире, ну который сбежал неизвестно куда, он и был твоей мыслеформой! Он просто прошел через твою дверь и рассыпался.
- Я идиот!
- А ты в этом сомневался?
- Перестань язвить. Я сейчас вспомнил, что перед своим уходом он рассказывал о создании мыслеформ. Это типично для проводников. Они осознают себя и свою миссию когда приходят к двери.
- Значит дверь была где-то у него в комнате?
- Да. Это ясно.
- Почему же ты не обратил на это внимания?
- А ты бы обратил, используя только сотую часть ресурса? Мы накачали мыслеформу проводника всей имевшейся у нас информацией и он нашел нашу дверь, но мы не смогли понять где она! Но теперь я знаю как искать дверь, в следующий раз я не промахнусь.
- Следующего раза не будет.
- Почему?
- Потому что я с тобой больше туда не пойду. Я просто больше столько не выпью.
- Ну зачем же обязательно прикидываться алкоголиком?
- А как иначе выносить эту твою дурацкую игрушку? Я же говорил, что я не люблю твердое и мягкое.
- А что вообще ты любишь?!
- Я люблю покой. Вот послушай, какую историю я прочитал в одной умной книге: “Первый слон вострубил и стал свет. Второй слон вострубил и двинулось время. А третий слон не стал трубить. Он был старый и умный и его вполне устраивал существующий мир.” Так вот я и есть тот самый третий слон.
- Да... Звучит убедительно, но может все-таки попробуем?...
январь 1999 года.